Юрий Кузнецов: «Сыграть концерт я сумею даже на одной клавише»

30 октября титулованный джазовый музыкант Юрий Кузнецов отпраздновал свой 60­летний юбилей на сцене Одесской областной филармонии. Накануне торжества артист рассказал нам о самых ярких моментах своей жизни, вспомнив, как однажды выступал в коровнике, играя на фортепиано с пятью клавишами.

– Юрий Анатольевич, можете вспомнить, как у Вас зародилась любовь к музыке?
– Как­то папа купил мне огромный аккордеон «Weltmeister», который был настолько неподъемный для меня, что так и простоял в шкафу. Но клавиши аккордеона мне сразу понравились – они были как у настоящего пианино. В то время я бредил пианистом Ван Клиберном: мне нравилась его шевелюра, его раскованное поведение. Когда шла трансляция его концертов, я усаживался за папин письменный стол и, воображая, что я пианист, играл, стуча пальцами по столу. Когда родители в очередной раз застукали меня за этим занятием, они приобрели для меня рыжее пианино «Украина» одесского завода. Позднее папа с мамой купили нам с сестрой Таней, которая тоже занималась музыкой, рояль «Беккер», а потом и «Блютнер». Так что у меня в одной комнате было два инструмента, на которых мы с сестрой играли концерты в четыре руки. Сейчас этот «Блютнер» стоит у меня дома: я на нем не играю последние 15 лет, он даже не настроенный – это память о родителях. А рояль «Беккер» хранится дома у сестры. Когда родители купили мне пианино, я сам подбирал на слух и играл одним пальцем «Подмосковные вечера».

– А кто Ваши родители?
– Моя мама была оперной певицей (колоратурное сопрано). Она пела в Одесском оперном театре. У нее было блестящее профессиональное будущее, но когда родилась моя младшая сестра, мама бросила все и стала домохозяйкой, чтобы растить нас и не отдавать в детский сад. Я считаю, что мама совершила подвиг ради нас. Папа у меня был ученый, он разрабатывал системы охлаждения для космических кораблей и сталеплавильных заводов. А еще он был сыном «врага народа». Мой дедушка был секретарем обкома партии: в 1937 году его репрессировали, а реабилитировали в 1955 году, когда мне было два года. До сих пор дома у сестры как фамильная реликвия хранится письмо Хрущева о его помиловании.
Первая квартира моих родителей была в Театральном переулке за Оперным театром, в нескольких метрах от него. Помню, я устраивал такие концерты: врубал динамик проигрывателя, выставлял его в открытое окно, выходившее на Дерибасовскую, и крутил бобины с «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Мне было приятно, что все проходившие мимо люди оглядывались на окна моей передовой музыкальной квартиры.

– То есть Вы с раннего детства уже знали, что будете музыкантом?
– Да. Но был один забавный случай на вступительном экзамене в школу имени Cтолярского. Я тогда наотрез отказался петь, потому что был очень застенчивым, а на экзамене, отвечая на вопрос: «Кем ты хочешь быть?», вместо положенного «музыкантом», я выпалил: «Шофером!». Тут же получил тройку по эмоциональности и в музыкальную школу с первого раза не поступил...

– А когда захотели играть именно джаз?
– Что такое джаз, я узнал довольно поздно – то ли в 11 классе школы, то ли на первом курсе консерватории. Я сам подбирал себе на пианино музыку Тома Джонса, играл репертуар оркестра Поля Мориа. Однажды мой товарищ принес две пластинки и сказал: «Возьми, послушай – вот это называется джаз!». Он дал мне альбомы Modern Jazz Quartet и Дейва Брубека. Я был в полном восторге! Эта музыка меня словно разбудила!

– Как и на чем сегодня зарабатывают джазмены, каков их основной источник дохода?
– Жизнь музыканта непроста, джазовые артисты отнюдь не баловни судьбы. У каждого из нас своя судьба, человек выживает, как может. В последнее время джаз стал престижным – он звучит на корпоративах, кинофестивалях, в клубных ресторанах. И на свадьбах выступают тоже.

– Интересно узнать, а какой Юрий Кузнецов в быту, жене Наталье по хозяйству помогаете?
– Я не похож на многих пианистов, которые щепетильно берегут свои пальцы. Наоборот, люблю копаться в земле без перчаток, ощущая ее энергию. Иногда на даче таскаю кирпичи, травмируя пальцы, высаживаю цветы, искалывая шипами роз руки. Почистить картошку, нарезать салат, пожарить яичницу – для меня тоже не проблема. Когда несколько лет подряд занимался йогой и голодал по 100 суток в год, научился запекать фрукты и овощи в горшочке, печь хлеб. Правда, если меня оставить наедине с квартирой на несколько дней, ее можно потом не узнать – ну нет у меня навыка убирать или мыть посуду.

– Какие курьезы случались на Ваших концертах?
– Помню гастроли в Ужгороде в 1981 году. У нас должно было состояться два концерта. Один из них успешно прошел, а второй перенесли в горное село Иршава. В конце ноября на газике нас повезли в горы. В пути, когда машина отбивала все мои части тела, думал, что мне пришел конец. Но не тут­то было – испытания только начались. Сначала оборудование в более чем полтонны мне с артистами пришлось выгружать самим. Потом нам предоставили сцену в виде бывшего коровника с железными кольцами в стенках, к которым цепями привязывали животных. Когда я не увидел рояля и поинтересовался, где он, мне удивленно ответили: «А что, он нужен?».
Меня успокоили и сказали, что инструмент возьмут из дома председателя. Через время в телеге привезли нечто, похожее на пианино. Когда его выставили «на сцену» и открыли крышку, я с басистом замер в ужасе от увиденного. В инструменте работало только 5 клавиш. При этом в помещении было очень холодно, я играл в перчатках, зипуне и шапке. Во время концерта практически плакал, разбивая пальцы в кровь. После концерта, расстроенный, растоптанный ситуацией, я вошел в так называемую гримерку, которая даже не освещалась. При этом нечаянно толкнул какую­то кучу, и мне на голову полетели столы и стулья. Было больно и неприятно. Это еще хорошо, что я был в шапке.
Зато этот случай дал мне понять, что сыграть концерт я сумею даже на одной клавише.

– У Вас была возможность выехать и работать за рубежом. Почему остались в Одессе?
– Я не смог оставить этот город даже тогда, когда у меня были варианты уехать в Канаду, остаться жить в Париже, Гамбурге или Москве. Меня держит здесь не показная любовь к родине: родину можно любить, находясь где угодно, но мне нужно это солнце, это море, этот особый говор. Когда я долго нахожусь в том же Мюнхене или Берлине, мне кажется, что я живу в мире теней. Когда приходишь в супермаркет в любой столице Европы и покупаешь прекрасные огромные помидоры размером с небольшую дыню, а у них просто нет вкуса! Многие уехавшие из Одессы, объясняя свою тоску по городу, говорят: «Там нет одесских помидоров!». Я думаю так: если ты ничто, то ты будешь ничем в любом городе мира. А если ты что­то собой представляешь, то останешься таковым, даже живя в маленькой глухой деревеньке.
А вообще, я мечтаю, чтобы Одесса стала джазовой Меккой, чтобы сюда ездили не только посмотреть на Потемкинскую лестницу, но и послушать музыку.
Фото Максима Войтенко.

СПРАВКА: 
Юрий Кузнецов – джазовый пианист, композитор, педагог, музыкальный продюсер. Окончил школу им. Столярского и Одесскую консерваторию по классу фортепиано. В 1973 г. начал активную концертную деятельность, принимал участие в крупнейших советских и европейских джазовых фестивалях. По опросам критиков и журналистов неоднократно признавался ведущим пианистом СССР. Кузнецов включен в джазовую энциклопедию США. В 1997 году организовал и возглавил «Клуб Высокой Музыки». В 2000 году стал одним из основателей Международного фестиваля «Джаз­карнавал в Одессе», арт­директором которого являлся на протяжении 10 лет. С 2011 года – президент Международного джазового фестиваля Odessa JazzFest.