Работает в клинике Одесского Национального медицинского университета на улице Тенистой необычный доктор – пластический хирург Владимир Сажиенко. А необычен он тем, что, в отличие от других своих коллег, которые, получив такую «гламурную» специальность, стремятся устроиться в частную клинику, из этой самой частной клиники ушел в государственное учреждение. О том, что побудило его сделать такой шаг и чем занимается доктор в клинической больнице, – наш сегодняшний разговор.
– Владимир Вячеславович, как вы пришли именно в пластическую хирургию?
– 2001 году я закончил Одесский медуниверситет и через два года был аттестован по специальности «общая хирургия». Затем, после дополнительной специализации, в течение пяти лет работал в областной больнице торакальным хирургом, оперировал все, что касается грудной клетки: сердце, легкие и т.д. В том числе помогал специалистами при онкологических операциях на молочных железах. Эти операции проводились с элементами пластической хирургии. Мне это всегда было интересно с профессиональной точки зрения: хотелось добиться симметрии, делать аккуратные рубцы, чтобы женщины потом не страдали. И опыт торакального хирурга мне в этом помогал. Таким образом, я получил первый опыт и понял, что надо идти дальше и выходить за рамки полученной специальности.
К тому времени я уже самостоятельно оперировал, запланировал кандидатскую диссертацию, но так как решил двигаться дальше, то отложил диссертацию в сторону и начал занимать пластической хирургией.
Я прошел конкурсный отбор, полгода проработал в качестве стажера в одной из частных клиник Одессы, после чего в январе 2007 года поступил на курс переподготовки по специальности «Пластическая реконструктивная и эстетическая хирургия» Ярославской медицинской академии. Мое обучение проходило на базе медицинского центра «скорой помощи», которому недавно исполнилось 156 лет. Громадная больница, с большим коллективом, где практически все специалисты проходили стажировку или в Германии, или в Соединенных Штатах.
Моим учителем стал пластический хирург профессор Кирилл Павлович Пшениснов – один из самых авторитетных и опытных специалистов этой области медицины в России и в мире. Он в свое время обучался у американских специалистов, и моя учеба проходила, соответственно, по западной системе. Для нас – тех, кто воспитывался и вырос на постсоветском пространстве, это было непривычно. Самообразование, семинары, практическая работа в отделениях микрохирургии, хирургии кисти, челюстно-лицевой, онкопластической и ожоговой хирургии, и опять учеба… Нас учили учиться и давали надежную основу знаний и практики, своим опытом показывали, как становиться лучшими.
Так получилось, что знаний я взял больше других, потому что завершил образование не только с дипломом, но еще и с похвальной грамотой. Такое случилось впервые за все существование курса, а это был уже шестой выпуск. Моя дипломная работа потом вошла в двухтомный учебник «Курс пластической хирургии» в качестве отдельной главы по восстановительной хирургии молочных желез. А перед этим мы с учителем совместно выпустили небольшую монографию по восстановительной хирургии груди после онкологических операций.
Это, собственно, и можно считать началом моего пути в пластической хирургии, ведь тут тоже есть своя субспециализация.
– То есть вы занялись восстановительной пластической хирургией?
– Мировая практика показывает, что хирурги, которые обучались и имеют опыт пластической реконструктивной хирургии, потом более успешны в эстетической. Достаточно высоко востребована такая субспециализация, как онкопластическая хирургия. В нашей стране специалистов восстановительной хирургии именно в онкологии мало. Поэтому я прошел еще специализацию по хирургической онкологии. И сейчас сертифицирован по трем специальностям: общая хирургия, пластическая хирургия и хирургическая онкология.
Работая в частной клинике, я параллельно консультировал и оперировал сложные случаи в других клиниках пластической хирургии и онкологии. Таким образом, развивалась моя практика в разных регионах Украины, начал накапливаться опыт.
– А у нас в стране можно обучиться пластической хирургии?
– К сожалению, даже сейчас в украинских медицинских вузах нет специализации «пластическая хирургия». Очевидно, это связано с общей организацией системы здравоохранения. В других странах за работу пластического хирурга в государственных клиниках платят страховые компании, дающие медицинские страховки. Кто-то ведь должен оказывать специализированную помощь именно в этом направлении. В России есть такая специальность, ей учатся минимум три года, и в трудовой книжке так и пишется: «пластический хирург». В российских государственных клиниках есть ставки пластического хирурга, есть специализированные отделения – восстановительной пластической хирургии. А у нас в основном – частная практика, ограниченная эстетической хирургией.
В Украине немало врачей, которые называют себя пластическими хирургами, но настоящих специалистов на всю страну, может быть, – десятка два, не больше. Кто-то называет себя исключительно эстетическим хирургом, кто-то – косметическим. Для меня это обидные определения, потому что греческое слово «космезис» означает «наряжать». А «пластика» – менять форму. Я пластический хирург, а эстетическая хирургия – это всего лишь малая часть моей специальности. Во всем мире она занимает процентов 15-20 всей практики. А реконструктивная практика – гораздо объемней: ожоги, травмы, детские пороки внешности, последствия онкологических операций. Вас могут вызвать на повреждение лица, стопы, кистей рук. Составление тканей – это очень сложная проблема. Пластическая хирургия – это социально востребованная специальность, которая получает развитие в нашей стране.
И так как я образован с учетом западных стандартов, мне стало тесно работать в рамках частной клиники. Частная клиника – это коммерческое предприятие с четко определенными задачами. Поэтому не все пациенты могли получать ту помощь, которую я мог им предоставить.
– Поэтому и ушли в университетскую больницу?
– Да, руководство Университетской клиники отнеслось с большим интересом и пониманием к возможностям пластической хирургии, которые представлены в моем лице, и мне дали больше возможностей для реализации полученных мной знаний и опыта во всех направлениях пластической хирургии. История медицины подтверждает, что именно клиники медицинских университетов являются сосредоточением науки, знаний и опыта одновременно. Клиника Одесского медуниверситета является тому подтверждением. Здесь я также смог заняться настоящей наукой и запланировать уже другую диссертацию в области пластической хирургии. А с этого года начал преподавательскую деятельность в Одесском национальном медицинском университете.
– То есть, перефразируя Ленина, можно сказать, что вы начинаете передавать студентам весь тот объем знаний, которым обогатили свою память?
– Совершенно верно. Я передаю будущим коллегам базовые знания о том, что такое пластическая хирургия. И они уже не будут «дикими», в отличие от тех, которые думают, что это только увеличение груди и натягивание кожи на лице. Это первое. И второе – многие знания в этой области, как и в любой другой, – специфические. И благодаря им, какую бы потом врач специальность ни получил, он сможет осуществлять свою работу с лучшим эффектом.
– Сравните уровень пластической хирургии на Западе, в России и в Украине.
– Западный уровень пластических хирургов – это взрослый, уверенный, шагающий вперед человек. В России – это подросток, которой только осознает, что будет взрослеть, и понимает, что у него все впереди. А у нас – это ребенок, который только поднимает головку и абсолютно не представляет, что с ним будет через год, в смысле, что будет происходить в будущем. Он, правда, уже начинает понимать, что, как и все дети, должен равняться на взрослых, то есть, в данном случае, на опыт лучших мировых центров пластической хирургии.
На сегодняшний день в пластической хирургии не нужно изобретать колесо. В других странах это все уже прошли, все ошибки совершили и исправили. Нужно просто взять лучшую модель: образования, практики, оказания помощи, ту, которая в мире уже апробирована и застрахована.
– То есть у нас еще не понимают, что нужно развивать этого ребенка?
– Все понимают. Но в любой специальности должно возникнуть сообщество врачей, которые занимаются одной проблемой. Всегда необходимо некое лоббирование интересов, причем не только в своих личных целях. Каждый врач на своем месте себе на кусок хлеба с маслом заработает, но нужно еще и лоббирование профессиональных интересов ради пациентов. Потому что пациент должен получать квалифицированную, качественную, своевременную помощь из рук высококлассных специалистов. И его квалификацию можно четко определить по тому, где он учился и что он умеет делать.
Пока что лоббирование профессиональных интересов у нас хромает, потому что история пластической хирургии в Украине началась с эстетической хирургии. И очень медленно и в головах врачей, и в головах пациентов приходит понимание того, что эта специальность необходима еще и в других сферах. Поэтому до тех пор, пока это понимание не сформируется окончательно, пока не будет оформлена специальность, а за ней – штатное расписание в государственных клиниках, пациенты будут страдать.
– Кто может поспособствовать окончательному формированию специальности?
–В Украине есть общество пластических хирургов, но, к сожалению, эффективность его работы гораздо ниже, чем в других странах. Это, скорее всего, связано с какими-то личными интересами. Поэтому большинство хирургов, которые пытаются развиваться и в восстановительной хирургии, и в хирургии красоты, состоят также и в международных обществах. Я, например, кроме того, что состою в национальном обществе, являюсь членом международного сообщества пластических реконструктивных хирургов. Что касается моих более узких профессиональных интересов, то есть сообщество регенеративной пластической хирургии, в которой для восстановительных целей используются стволовые клетки. Я был одним из учредителей этого общества, потому что занимаюсь научными разработками в этом направлении. Уже есть практические результаты, которые уникальны и получены только у нас в стенах Университетской клиники. Идея создания такого профессионального сообщества появилась пять лет назад, когда я был на обучении в Италии, в Вероне.
– Почему же все-таки вы предпочли именно восстановительную хирургию?
– Знаете, мне интересно решать сложные задачи! Конечно, красота – это тоже сложно и очень ответственно.
Наша внешность нам важна, мы смотрим на себя в зеркало до конца жизни. Но все же более сложно и даже более важно – это восстановительная пластическая хирургия. В ней я вижу и профессиональную, и социальную необходимость. И хорошо, что постепенно это начинают понимать и другие.
Когда я в 2011 году пришел сюда, в Университетскую клинику, то поначалу меня воспринимали, как «гламурного хирурга, к которому ходят ухоженные барышни». И вначале так оно и было. А потом появились пациенты, которые нуждались в сложных, реконструктивных операциях, и коллеги видели, что люди приходят с громадными опухолями, с дефектами после травм, и все это убирается, восстанавливается, закрывается. Вот тогда их взгляд на мою работу изменился кардинально: от «гламурного хирурга» – к специалисту, который имеет высокий уровень в профессиональной деятельности, эрудирован в других сферах медицины и хирургии и может решать многие вопросы. Коллеги стали ко мне приходить, чтобы что-то узнать, посоветоваться, попросить о помощи, начали приводить своих пациентов.
– Скажите, вам приходилось отговаривать пациентов от операции?
– Я не отговариваю, я могу только отказать. Но не могу отказать человеку, у которого острая ситуация, которую я способен решить, – это уже будет неоказание помощи. Ведь, если я ее не решу, он сильно пострадает или даже умрет. К счастью, в моей специальности крайне редко встречаешься с такими ситуациями, но даже в период работы в этой клинике я, к сожалению, с этим сталкивался. Возвращаюсь как-то с работы, и вдруг звонок: поступил больной с разбитым лицом, – надо помочь. Или совсем недавно был случай: я только прилетел из Киева, а тут ребенок разбил лицо. Конечно, я приехал и провел операцию.
Это экстренные случаи. А что касается плановых операций, то иногда приходится отказывать, когда пациент не в состоянии до конца понять свою проблему и предлагаемый им путь решения заведомо не приведет к хорошим результатам. Прежде всего, это касается эстетической хирургии.
– Приходилось ли вам исправлять ошибки других хирургов, и совершали ли вы их сами?
– От ошибок не застрахован никто. В начале моей карьеры были случаи, когда исправляли и мои ошибки. Спустя годы, оглядываясь на свою практику, я понимаю, что сегодня многие операции я бы сделал по-другому, кому-то вообще отказал бы, а в некоторых случаях привлек бы коллег. Но когда ошибки все-таки случались, я был способен решить их самостоятельно и только изредка обращался за советом.
Я никогда не вел статистику, но думаю, что большинство моих операций успешны, и таким результатом можно гордиться.
Помогал ли я своим коллегам? Конечно. Наверное, с этого и началась моя любовь к восстановительным операциям и к сложным случаям. Решать проблему осложнения всегда ответственно, ведь нужно не только помочь больному человеку, но и коллеге, который с этим столкнулся. Со стороны взгляд немного другой, более холодный, отстраненный, но зато решения принимаешь более точные.
Кстати, если сравнить западную и нашу статистику сложных случаев и ошибок, то они примерно одинаковы.
– Коль мы заговорили о статистике. Как количественно соотносятся восстановительные операции и эстетические?
– Две трети – это реконструктивно-восстановительные операции и одна треть – эстетические.
– Правда ли, что к эстетическому хирургу обращаются в основном женщины?
– Да, большинство моих пациентов – женщины. Да и не только моих. Такая же ситуация во всем мире. Это одна из особенностей моей специальности.
– То есть женщины вам симпатизируют. А как жена к этому относится?
– Знаете, это еще одна особенность моей специальности. Благодаря тому, что я, мужчина, по роду своей деятельности оказываю помощь женщинам, мне стало легче их понимать. В том числе – и свою жену. Я общаюсь с большим количеством дам. Если говорить об эстетической хирургии, то это, как правило, здоровые женщины, которые следят за собой, и они приходят ко мне, чтобы выглядеть еще лучше. Чтобы разобраться, что же она хочет от своей внешности, я просто вынужден быстрей понимать ее запросы, чем любой другой мужчина. А с другой стороны, поскольку я очень хорошо знаю цену красоты и привлекательности, то этим на меня повлиять сложно. На внешность, даже самую привлекательную, я смотрю через призму своей профессии, ведь в подобных ситуациях я прежде всего – врач.
– У вас много научных работ. Какая из них самая значимая?
– Она еще впереди. Я уже наметил тему: это регенеративные технологии, использование собственных потенциалов человека, его стволовых клеток, регенеративных факторов – как с эстетической, так и с восстановительной целью. Такие технологии имеют большой потенциал, и они активно внедряются в нашей клинике.
– Работая в университетской клинике, вы параллельно консультируете и оперируете в больницах Киева и Симферополя, преподаете в Одесском медуниверситете. Как на все хватает времени?
– Научился такому подходу у моего учителя, профессора Пшениснова. Во время обучения в Ярославле я был в своей группе, так сказать, самым матерым хирургом. Мои коллеги были в основном начинающими хирургами и учились что-то делать только под чьим-то руководством, а я к этому времени мог самостоятельно оперировать и принимать решения. Поэтому мой учитель брал меня в операционные, причем не только в Ярославле. По субботам мы оперировали в президентской клинике в Москве и в других городах России. И я увидел, каков темп его жизни. Это реализация профессиональных амбиций, это стремление к постоянному развитию и решению сложных задач. Может быть, поэтому мне тесно, если я постоянно нахожусь на одном месте. И как только меня стали просить приехать, помочь, я немедленно откликался. Так получилось, что не я искал, а меня искали. Вначале это были необычные случаи, потом руководство клиник увидело результаты, и мы начали работать на регулярной основе. Ну и материальная сторона вопроса – тоже немаловажная. И пока у меня есть силы, я это делаю.