Такие люди, как этот улыбчивый, энергичный одессит, заставляют поверить в то, что, несмотря на все многочисленные и многообразные проблемы нашего сегодняшнего общества, у страны есть будущее, есть мощный потенциал для нормального, цивилизованного развития. Именно в таких разумных, активных, неравнодушных молодых ученых, организаторах науки – гарантия этого будущего. Константин Аймедов – доктор медицинских наук, заведующий кафедрой Одесского национального медицинского университета, главный судебный психиатр Одесской области.
Между тем 28 июля ему исполнилось лишь 35 лет.
Кафедра социальной помощи, общей и медицинской психологии, которую возглавил Константин Аймедов, организована в этом году, и этим летом был первый набор студентов на новую специальность. Почему реализацию столь сложного проекта поручили именно ему, и какие проблемы приходится сегодня решать самому молодому в университете заведующему кафедрой? Об этом мы беседовали с Константином Владимировичем накануне 35-летнего юбилея в его новом, еще не совсем обустроенном кабинете. Атмосфера ремонта, обновления старых стен сама по себе тоже порождала уверенность в том, что все меняется к лучшему, что нас ждут новые, более благополучные времена... А может, так на меня подействовал сам собеседник – опытный практикующий психиатр?
– Константин Владимирович, хотя сейчас, к счастью, все больше молодых людей привлекаются на руководящую работу, все же ваш случай явно выходит за рамки обыденного. Как становятся профессорами и заведующими кафедрами в столь молодом возрасте?
– Как медик я, наверное, должен сказать, что все дело в генах, переданных по наследству от мамы с папой. Но дело не только в этом. Мои родители всегда были и есть для меня примером активной жизненной позиции, работоспособности, позитивного отношения к людям и вообще – к жизни.
В Одессу мы переехали в 1987 году. Сегодня это для меня уже родной город, где мне очень комфортно и приятно жить. Но до этого мои родители как молодые специалисты много поездили по бывшему Союзу, и я вместе с ними.
У них были разные виды деятельности, и, как правило, руководящие должности. Мама и ЖЭКами занималась, и ремонтом дорог, и в системе соцпомощи работала. В Одессе была заместителем председателя Киевской районной администрации. Отец работал главным инженером, директором разных предприятий. То есть мои родители – управленцы. И их пример, видимо, на меня повлиял. Я привык, что они всегда решали революционные задачи, подпитывался этим их энтузиазмом, перенял линию поведения. А потом уже осознанно начал стремиться к государственной работе, управлению, организации, реализации своего опыта.
Я со студенческих лет постоянно что-то координировал, организовывал. Мы даже свою молодежную партию создали. А способ агитации был такой. Я и мой товарищ, тоже медик, поехали в глубинку Савранского района, где давненько не ступала нога врача, и в течение месяца вели прием, имея в арсенале простейшие инструменты и прибор для определения патологий головного мозга. Это был месяц ударной медицинской помощи – в день приходило по 50-60 человек. Если это было в области нашей компетенции, рекомендовали что-то сами, если нет – направляли на обследование, давали рекомендации, к каким специалистам обратиться. Хорошо запомнил, что у нескольких детей в селе, расположенном рядом с месторождением графита, нашли опухоли головного мозга. Требовалась срочная операция, а им давали таблетки от головной боли. Знаю, что в той местности все за нашу политическую силу голосовали, но недаром говорят: важно не кто голосует, а кто голоса считает... Но это во многих смыслах был очень хороший опыт – а главное, людям оказали совершенно безвозмездную помощь.
– А почему изначально ваш выбор пал именно на медицину?
– В детстве я моряком хотел быть. Когда мы жили на Севере, папа работал в порту, и я часто бывал у него на работе, видел бухту. Было интересно и романтично. Но когда зашла речь о выборе профессии, отец сказал: «Хочешь плавать – становись врачом. Захочешь – будешь работать на корабле, не захочешь, появится семья, – найдешь работу на берегу...». И потом было еще одно обстоятельство. Моя бабушка, которая тяжело болела и умерла от рака, сказала мне перед смертью: «Становись врачом, всегда сможешь помочь людям». Я тогда был в девятом классе, и эти слова на меня очень подействовали. Правда, я не стал онкологом или хирургом, а осознанно выбрал психиатрию. Мне больше нравится работать головой, а не руками, нравится, что эта специальность связана с социумом, с тенденциями в жизни общества. Это и было отправной точкой.
Поэтому для меня совершенно естественно, что со временем я занялся вопросами организации здравоохранения, получил еще одно высшее образование – управленца.
В сегодняшнем динамичном мире все компиляторно. Междисциплинарные, межинститутские связи необходимы как в личностном росте, так и в общественном. Теперь думаю получить еще юридическое образование, чтобы иметь общие знания правоведа. Чувствую в этом потребность как человек, занимающийся судебной психиатрией и экспертизой.
...А любовь к морю у меня до сих пор. Даже завел себе такое правило по жизни: куда бы ни приехал, если там есть море, я должен в него окунуться, причем в любой сезон.
– Теперь понятно, что ваш образовательный уровень абсолютно соответствует должности заведующего кафедрой. Но ведь и без практического опыта не обойтись?
– А что касается организационного опыта, то, как я уже сказал, какое-то время занимался партийной работой. Помимо этого было немало общественных и прочих инициатив, связанных с моей основной специальностью. В частности, еще в начале своей врачебной карьеры я с товарищами организовал частный медицинский центр. Мы арендовали помещение в одном из санаториев и оказывали врачебную помощь терапевтического, реабилитационного характера. Это был очень удачный проект, в пациентах недостатка не было. Мы его свернули в силу разных других обстоятельств. Но опыт – весь при мне.
– Константин Владимирович, понятно, что жизнь вносит свои коррективы в систему высшего образования и требует от руководства вузов вводить новые специальности, развивать новые направления. Насколько актуальная в этом смысле проблематика вашей кафедры?
– На необходимости расширения Одесского национального медицинского университета, создания новых направлений его деятельности, в частности – факультета социальной помощи и практической психологии, в последние годы настаивали ректор университета академик Валерий Николаевич Запорожан и первый проректор член-корреспондент Академии меднаук Валентин Иосифович Кресюн. Психопрофилактика, психокоррекция и особенно психологическая и психиатрическая реабилитация – это основа европейского стиля помощи людям с психическими и психологическими проблемами. То есть для реинтеграции пациента в общество требуется работа не только с больным, но и с его непосредственным окружением.
Тогда можно обеспечить реальный результат в сегодняшних очень сложных с точки зрения развития ментального, духовного и информационного пространства условиях. Такая модернизация сферы социального обеспечения, переход к адресной помощи конкретным людям и семьям требуют подготовки высококвалифицированных специалистов, которые будут способны реализовать социальные инициативы общества и руководства страны.
– Подготовка кадров для такого рода деятельности велась в Одессе и раньше. Например, в стенах Одесского национального университета имени Мечникова, в педагогическом университете. В чем отличие вашей программы подготовки?
– Первое и главное: все обучение у нас будет проводиться на собственных клинических базах, то есть подготовка специалистов строится на непосредственном контакте с больным. Мы стремимся к закреплению не только теоретических знаний, но и практических навыков общения, психологической помощи, коррекции деструктивных стереотипов поведения. Практические психологи и социальные работники нужны сегодня и на уровне нашего города, области, и на уровне государства. И мы должны решить масштабную и актуальную задачу подготовки квалифицированных специалистов, которую поставило перед нами время. О том, что эта тема актуальна, говорит хотя бы такой факт. Узнав о том, что мы открываем новую специальность, к нам начали приходить дипломированные специалисты, в том числе медики, которых привлекла перспектива получения знаний из области психологии и социальных наук. Подают документы тридцатилетние и старше, значит, у них есть потребность в том, что мы можем им дать.
У наших студентов будет определенный общий курс, ведь функции соцработника и психолога во многом совпадают, но вместе с тем психологи будут получать более глубокие медицинские знания, а у социологов будут свои отдельные дисциплины. Программа первого года обучения уже выверена, есть и перспективный план обучения на все годы, но тут возможны корректировки по ходу. Мы будем стараться вводить новые интересные предметы.
– При формировании курса вы опирались на какие-то отечественные наработки или зарубежные источники?
– Не надо изобретать велосипед там, где он уже изобретен. Мы взяли за основу базовые программы и максимально переработали применительно к нашему социуму. У западноевропейских, американских ученых есть очень хорошие программы. Но у нас другая ментальность, другие потребности и возможности. Нам ближе опыт российских коллег, и мы с ним знакомы. Они тоже движутся в эту сторону. По организации методической базы мы работаем в тесной связи с проректором университета Юрием Ивановичем Бажорой. Он курирует научно-методическую и педагогическую деятельность вуза и прекрасно ориентируется в медицинских областях знаний, знает законодательство.
Моментально подхватывает наши идеи и помогает их оформить методически...
У нас масштабные планы. Главное, набрать этим летом первых студентов. И надеемся, что это будут толковые ребята и девушки, которые сделали осознанный выбор.
– И кто же будет учить новой специальности? Вы уже сформировали коллектив своей кафедры?
– Коллектив, конечно, уже сформирован. Новая кафедра потребовала новых специалистов, притока свежих людей. Я имею честь и удовольствие работать с молодыми, динамичными, инициативными педагогами и учеными. Все как один хотят реализоваться и в научном, и в практическом, и в педагогическом планах. И мне хочется всем дать возможность применить свой опыт и знания. У нас несколько кандидатов наук, есть и такие, кто работает над кандидатскими и докторскими диссертациями. Наша кафедра интересна еще и тем, что она более теоретическая, чем, скажем, хирургии или гинекологии. Но вместе с тем – клиническая, и это очень важный момент. У нас половина врачей-психиатров, половина – психологов. У них несколько разные углы зрения на один и тот же предмет, разный опыт. И работая бок о бок, они сообща дадут нашим студентам более объемные и разносторонние знания. У нас будет меньше дисциплинарного, но больше практического.
Мы будем изучать и внедрять на практике новаторские технологии психологической помощи: арт-терапию, групповые тренинги и так далее. Будем активно подключать к сотрудничеству не только наших студентов (в рамках студенческого научного общества), но и различные общественные институты, волонтерские организации христианской и гуманитарной направленности. Всем будет интересно!
Понятие социальной помощи охватывает безграничное количество тем. Здесь нужна и медицина, и юриспруденция, и социальные науки. И когда будут присутствовать разные точки, взгляды, «на стыках» обязательно проявится что-то новое. Мои коллеги уже сейчас предлагают обсудить какую-то интересную тему, сделать о чем-то доклад, поделиться своими знаниями и опытом. Думаю, мы организуем своего рода профессиональный клуб, куда будут приходить все, кому интересна наша проблематика.
– Сейчас наше здравоохранение активно реформируется, в том числе и психиатрическая служба. Вам поручена ответственная миссия возглавить судебно-психиатрическую ветвь разветвленной психиатрической службы в области.
Поскольку раньше такой должности не было, то получается, что и опыт перенимать особо не у кого, все надо создавать самому?
– Должность главного судебного психиатра Одесской области внештатная и, соответственно, не оплачиваемая, но это не уменьшает ее роли и ответственности за порученное дело. Сегодняшняя доктрина гуманизации психиатрической помощи предусматривает принципиально новые подходы и к проведению судебно-психиатрической и судебно-психологической экспертизы. Первостепенная роль отводится презумпции психического здоровья, вводится целый ряд новых категорий. Эффективно руководить судебно-психиатрической службой области мне помогает то, что начальник областного управления здравоохранения Михаил Петрович Бартко прекрасно ориентирован в этой области.
Есть и личный бесценный опыт, полученный мной во время работы в Научно-исследовательском институте судебной и социальной психиатрии и наркологии в Киеве. Там моя теоретическая подготовка постоянно подкреплялась практической деятельностью. Много полезного для понимания задач судебной психиатрии мне дает педагогическая и научная работа в медуниверситете и, конечно же, двенадцатилетний опыт работы практическим врачом-психиатром, судебным психиатром, наркологом, медицинским психологом...
– Сейчас, когда вы взвалили на себя столько управленческих задач, не придется отказаться от практики?
– Ни в коем случае! В своем мироощущении я прежде всего именно психиатр. Как врач высшей категории с большим стажем работы я не хочу терять эту область деятельности. Я наладил хорошую практическую работу, продолжаю консультировать больных, стараюсь всех принять, даже когда времени в обрез. В этой области важен прежде всего контакт с пациентами, и для меня важна практическая психиатрия. Я даже опасаюсь совсем уйти в теорию, увлекшись научной работой. У меня есть потребность постоянно работать над научно-исследовательскими проблемами.
Моя первая монография появилась вследствие того, что я написал докторскую в два раза большим объемом, чем принимают к защите. Терять такой материал было жалко, и я после защиты издал его в виде монографии. Сделал книгу более читабельную, рассчитанную на широкий круг потребителей. Да и за докторскую взялся, потому что после кандидатской почувствовал какую-то пустоту. Приехал из Киева после защиты, сел за компьютер, и меня вдруг поражает мысль: «А что я буду делать дальше, чем заниматься?». И через пару месяцев уже имел костяк докторской.
– Какие темы и почему вы исследовали в своих диссертационных работах?
– Моя докторская была посвящена игровой зависимости. Почему я выбрал именно ее? Дело в том, что игровой зависимости подвержены в большинстве своем молодые люди, и это уже приобрело характер социальной опасности. Изменения в информационном пространстве, окружающем современного человека, повлекли за собой смену приоритетов. Характерной особенностью сегодняшнего момента является то, что постепенно ослабевает интерес молодых людей к крепким спиртным напиткам и так называемым тяжелым наркотикам и, наоборот, возрастает интерес к нехимическим формам зависимости, таким как компьютерные игры, виртуальные казино, социальные сети и т.д. Справедливо говорят, что будущее страны – в руках молодежи. А если эта молодежь предпочитает жить не в реальном, а виртуальном мире, то какое будущее она построит для себя и для общества? Разработанные в диссертации комплексные программы предупреждения и лечения подобных зависимостей призваны оздоровить молодое поколение украинцев.
А сегодня одна из наиболее актуальных научно-практических тем, которая мне интересна и которой я занимаюсь, – это виртуализация общества, которая тоже уже приобрела характер значимой социальной проблемы.
– Что же это за «зверь» такой – виртуализация?
– Сейчас появилось очень много социальных сетей – «Одноклассники», «Фейсбук», «ВКонктакте» и тому подобное. По последним данным, теперь в мире пользователей Интернет-сети 2,5 миллиарда человек, это треть населения земного шара! И большая часть пользователей – молодежь, начиная от детей, подростков и до людей 35-40 лет. Компьютер, безусловно, вещь полезная, для работы – так просто незаменимая, а кроме того, дает совершенно новые, глобальные возможности для общения. Но большинство пользователей, и как раз особенно молодежь, становятся патологически зависимыми от виртуального мира. И тенденция эта все больше прогрессирует.
Раньше у нас была специальность «наркология», я сам – доктор медицинских наук по этой специальности. Однако сейчас мы приходим к выводу, что нашу специальность уже надо переименовывать. Это уже делается в России, сделано в Штатах. Теперь мы должны готовить не наркологов, а врачей-аддиктологов. Аддикция в переводе с французского означает «зависимость», то есть ощущаемая человеком навязчивая потребность к определенной деятельности. Этот термин часто употребляется для таких явлений, как лекарственная зависимость, наркомания, но ныне применяется и к нехимическим, поведенческим зависимостям, таким как игромания, шопоголизм, психогенное переедание, гиперрелигиозность и так далее. В медицинском смысле, зависимость – это навязчивая потребность в использовании привычных стимулов, сопровождающаяся выраженными физиологическими и психологическими симптомами, это привыкание ко все большей величине стимула.
Аддиктивное поведение связано с желанием человека уйти из реальной жизни путем изменения состояния своего сознания. Есть приемлемые обществом формы аддикции: духовные практики, медитации, влюбленность, творчество, трудоголизм, экстремальный спорт, а есть социально опасные: переедание, токсикомания, наркозависимость и другие.
Люди сейчас одержимы разного рода зависимостями.
И если раньше нарколог помогал пациентам избавиться от алкоголизма, табакокурения, то сейчас спектр его деятельности расширился. Время и технический прогресс внесли свои коррективы, и появилось много новых патологических зависимостей – на сегодняшний день их насчитывают в мире до полутора тысяч различных видов.
Тему виртуализации, современных патологических зависимостей я тоже исследовал в своей докторской диссертации. Компьютер, предоставляя возможность участия в глобальных сетях и электронных играх, открывает перед субъектом новый мир бесчисленного количества возможностей и интересов, который «отключает» его от реального мира. Психологическая невозможность совладать с желанием насытиться новой информацией и есть компьютерная зависимость. А она, как и любая другая аддикция, ведет к деградации личности, разложению социального статуса, потере собственного «Я», ухудшению психологического состояния, возбуждению внутренних раздражителей, возникновению агрессии, замкнутости. Там, в виртуальном мире, человеку становится более комфортно. В итоге он боится жизни, ответственности, уходит от активного участия в решении задач и проблем. И чем больше он там, тем сложнее ему включиться в режим реальной жизни.
Люди все дальше и дальше уходят из реального социума. Виртуальная реальность подменяет собой реальную жизнь. Такая реальность уже сейчас для многих заменяет семью, работу, друзей, превращается в форму досуга.
Это раньше мы смотрели фильмы, слушали музыку, читали книги и обменивались мнениями, спорили, общались и искали встреч, так сказать, вживую. А теперь даже сексом иные занимаются по скайпу... Постоянное времяпровождение за компьютером крайне негативно сказывается на здоровье, особенно на здоровье молодежи.
В этой связи во сто крат возрастает роль клинических психологов, психотерапевтов, социальных работников, общество нуждается в нашей помощи. И методология специальности должна включать в себя новые знания о том, как бороться с зависимостями, с которыми еще недавно мы не сталкивались. Наши врачи должны знать, какую профилактику и терапию оказывать в таких случаях, ведь самостоятельно избавиться от виртуальной зависимости, игромании практически невозможно. Технический прогресс требует научно-технической реакции от медицины.
– Наверное, психиатр в обывательском мнении – самый «страшный» доктор. К нему обращаются уже действительно в крайних состояниях, и то не сами, а под давлением близких. Почему так?
– На мой взгляд, в этом играет большую роль наша ментальность. Многие действительно с предубеждением относятся к психиатрии, думают, попадешь на прием – и тут же тебя запишут как психически нездорового. У меня друг – гинеколог, его пациентки машут ему издалека приветственно рукой, а когда мои пациенты сталкиваются со мной где-то в городе, то делают вид, что не заметили. Раньше мне это казалось странным, а потом я понял: помощь психиатра для многих – это как клеймо, и люди стараются от этого уйти. Я на них не в обиде, потому что это – отношение не ко мне и моему профессионализму, а стереотипное поведение.
– Но ведь сами люди и страдают от такого отношения. Как-то можно переломить эту ситуацию?
– Мы делаем телепередачи, готовим материалы для публикаций в прессе. Пытаемся как-то позиционировать психиатрию с психокоррекцией. Медицина в первую очередь должна быть профилактической. Легче упредить болезнь, чем потом лечить. В Европе без психокоррекции человек шагу не ступит, а у нас скорее пойдут к гадалкам, которые, кстати, тоже повадились называть себя психологами. На Западе диплом психолога ценится очень высоко, и заработки у них соответствующие.
Думаю, наша ментальность со временем будет меняться, и связь между психиатрической помощью и теми, кто в ней нуждается, будет усиливаться. И я очень надеюсь в этом смысле на роль наших выпускников. Они, работая с людьми, если увидят в этом потребность, будут их направлять на консультации к психиатру, а тот уже определит, в какой помощи нуждается пациент. И люди не будут бояться психиатрии, не будут попадать к нам в крайней степени заболевания, когда уже необходима принудительная госпитализация.
– Когда вы подготовите столь ценных для общества специалистов, где и когда они начнут работать, где будут вести прием?
— Вы задали вопрос на «злобу дня». У нас есть управление по вопросам социальной защиты, есть волонтерские организации. Но там по преимуществу работают люди, не получившие профильное образование. И захотят ли эти службы восполнить недостаток в профессиональных кадрах за счет наших выпускников, это еще вопрос. Должен быть госзаказ, направление на работу... Нам немного легче в плане трудоустройства выпускников, потому что у нас есть больницы и поликлиники. Очень надеюсь, что в них появятся кабинеты аддиктолога, психолога. Потому что сегодня, ведя прием в качестве психиатра, слушаю рассказы о том, что у кого-то не клеится личная жизнь или нет контакта с детьми. Но это не моя функция! Как врач-психиатр я лечу маниакальную депрессию, психоз, стабильные нарушения сна, целый ряд тяжелых заболеваний. Сижу я на таком приеме и думаю: если суммировать все годы моей учебы – школу, два института, аспирантуру, то получится 36 лет, больше, чем мне лет. Государство потратило на меня деньги, я вложил в свою подготовку массу времени и сил, и теперь слушаю о проблемах, которые должен решать соцработник или психолог. Когда такие специалисты будут в наших клиниках и стационарах, то к ним я смогу перенаправить своих пациентов. И наоборот, они направят ко мне, если увидят медицинскую проблему. Вот из такого тандема будет прекрасное распределение функций психиатра и социального работника.
Я работаю в психиатрии уже 12 лет. Начал свой путь врача на Слободке и до сегодняшнего дня практикую. Сейчас там больше тысячи пациентов, а психологов два. Их нужно не два, а двадцать два! И еще очень нужны работники социального обеспечения. Мы выписываем больных, выталкиваем их в социальную среду, где им очень сложно адаптироваться после болезни. И если не будет оказана своевременная помощь психолога, социального работника, снова будет срыв.
В Европе и США сейчас очень развит этот общественный институт. На одного психически больного приходится две-три, условного скажем, няньки. Все они помогают адаптироваться больному в социуме, и у каждого – свои функции. И нам нужны такие специалисты по социальной помощи. В Украине практически не готовят по таким специальностям, между тем такой курс должен быть полноценным и самостоятельным, и наш вуз стал пионером в этой области.
Готовя будущих психологов и соцработников на клинической базе, давая им понимание взаимосвязи психологии и физиологии, мы расширяем горизонты профессиональной подготовки. Наш выпускник будет многогранным специалистом, эрудированным во всех аспектах социальной помощи.
– Создание и становление кафедры сейчас приоритетно в вашей деятельности. А какова сфера ваших научных интересов сегодня?
– Меня по-прежнему будут интересовать вопросы зависимостей, но мои научные планы более обширны и носят междисциплинарный характер. Во-первых, наш вуз сосредотачивает свое внимание на изучении генома человека, механизмах старения, вопросах ноэтики, и психологическая составляющая здесь немаловажна. Также меня интересуют аспекты лечения ноогенных неврозов и их роль в генезе различных заболеваний. Важными вопросами для меня являются и постоянная интеграция науки и практики, реформирование психиатрической службы с учетом теоретических наработок, вопросы изменения общественной ментальности и многое другое.
– Такое впечатление, что передо мной сидит не молодой человек, а убеленный сединами ученый. Ни тебе увлечений, ни других разговоров, как только о науке и практике...
– Ну, во-первых, сейчас возрастные критерии очень меняются. Человек в сорок лет выглядит на тридцать, а в науку приходят совсем молодые люди. И приносят с собой молодую энергию, задор. Я – не исключение. У меня немало увлечений, свойственных молодым людям. Например, очень люблю дайвинг. Вот только семью до сих пор не создал. Наверное, упустил свое студенческое время, а теперь ко всему подхожу с другими, более требовательными мерками, более ответственно. Для меня, снова-таки, и здесь примером служат мои родители, у них прекрасные отношения. Мне хотелось бы иметь такую же семью. Пока еще не получилось...
– Зато получилось многое другое. Знаю, что совсем недавно, ко Дню науки вы были отмечены Благодарностью премьер-министра Украины за свою научную деятельность. Поздравляем с высокой наградой и сердечно желаем вам достигать новых творческих высот и в науке, и в практике! И, конечно же, крепкого здоровья!
– Спасибо, постараюсь оправдать доверие. И, как принято говорить во время церемонии награждения, служу народу Украины!
