Известный украинский режиссер Кира Муратова рассказала в интервью интернет-изданию «ГОРДОН» о том, почему сочувствует губернатору Одессы Михаилу Саакашвили и предлагает забыть Крым, а еще о том, чего хочет от нынешней власти. Рассказала, чем ей симпатичен покойный российский политик Егор Гайдар, почему ограничила общение с актрисой Ренатой Литвиновой, о том, как экономит на продуктах и кого просит мыть пол в своей квартире.
– Кира Георгиевна, недавно в Одессе составляли рейтинг «100 самых успешных женщин Одесского региона», вы оказались на вершине этого списка. Представляют ли подобные мероприятия сегодня для вас какую-то ценность?
– Спасибо! Но я даже не знала, мне не сообщали об этом, а может быть, просто не застали меня дома. Муж мой на операцию лег. Я отсутствовала много, была в больнице...
– А как вы живете сейчас? Повышение коммунальных платежей вас коснулось, как простых людей, или для вас делают исключение? Все-таки немало сделали для этой страны...
– Касаются, как всякого человека. А что, я – не простой человек, что ли? Плачу, как простые люди, будучи простым человеком (смеется). Все мои заслуги в этом плане не оцениваются. Мне дают какую-то пенсию или стипендию как члену академии искусств, город еще $100 дает. У меня обычная пенсия и то, что слегка накопилось за время работы. Я, мой муж, мои внуки – непьющие, некурящие, а так все остальное у нас, как у всех.
А почему я должна думать, что власти мне должны? Я кто такая? Господь Бог или верховный судья, чтобы им говорить, что они должны? Наше государство так много должно многим людям! Пусть они подумают о том, чтобы не убивать никого, чтобы остановить все это – вот и все, что они должны для меня. Больше ничего! В последнее время я вообще затрудняюсь сказать, что же такое государство. Это какое-то количество людей, которые руководят? Вы слишком много мудрости от меня ждете…
– Но вы же согласны с тем, что люди вашего уровня за границей живут намного лучше?
– Значит, страна богатая. Еще же есть фактор – снимать фильмы, которые приносят зрительскую прибыль. А я не снимаю такие фильмы, не умею. Мои фильмы нравятся меньшинству. Я могу только обольщаться тем, что есть Моцарт, Бетховен, они всегда нравятся меньшинству, но существуют вечно. Вот это сравнение мне льстит. Пусть я нравлюсь меньшинству, но зато это всегдашнее меньшинство. А денег оно не приносит, поэтому говорить, что кто-то чего-то мне должен… Да ни фига!
И потом, я не пойму, а что мне, заплакать и сказать: «Дайте, пожалуйста, мне чего-нибудь больше, чем другим?» Или что? Я вообще никогда ничего не прошу. Я занималась тем, чем занималась, из любви к своей профессии и получала от этого колоссальное удовольствие. Даже в советское время, когда было столько мерзости, преследований, запретов, увольнений, дисквалификаций. Я могла все это бросить. Никто меня не заставлял. Я не была рабой в цепях, не приносила себя в жертву, не была героем, как это считается, не проявляла никакого мужества, просто делала то, что люблю. И что, я сейчас должна сказать: «Дайте мне больше гречки за это»? (смеется).
– Цены на продовольствие нынче зашкаливают. А на еде вы стали экономить? Отказываете себе в продуктах, которые стали просто не по карману?
– В какой-то степени, конечно. Но поскольку мы стараемся придерживаться диетического питания, то особо экономить и не нужно. Хотя курятину приходится есть, но надо было бы и это бросить.
– Многие из тех, кто наблюдает за событиями в Украине, все чаще говорят о том, что хотели бы уснуть летаргическим сном и проснуться в другой реальности. Вы как на все современные события смотрите?
– Никакой другой реальности я пока не предвижу. Не могу сказать, что я хочу уснуть. Есть вещи, которые меня пока интересуют, хотя я и не здорова. Меня интересует искусство, и я продолжаю его обожать. Это касается всякого искусства вообще – кино, литература, музыка, балет. Если я перестала быть в нем производителем, это не значит, что я перестала быть потребителем. И это доставляет мне удовольствие, блаженство! Я люблю своих близких, хочу им помогать. Это – любовь во всех ее видах. Я не хочу уснуть, потому что близкие во мне нуждаются.
– Что подсказывает вам ваша житейская мудрость, каким видите будущее Украины?
– Что вам сказать, если я не верю в прогресс? Но хотела бы его иметь. Думаете, в глубине души или ума у меня есть что-то положительное и я это скажу? Напрасно надеетесь. Я не умею так. У меня очень пессимистический взгляд на вещи. Мне очень жаль, что он у меня такой. Перемены будут, но через год, через два – это очень быстро. Через пять, через десять – тоже. Может быть, станет хуже. Не знаю. И никто не знает, кто говорит, что знает. Просто говорят, но неубедительно. Бывает так, что и убедительно гипнотически скажут, что кажется, загипнотизировал – остроумием, обаянием, ходом мысли. Я не говорю просто так, точнее говорю, даже пытаюсь гипнотизировать свою кошку, и то не получается.
Я не могу говорить обо всем и делать вид, что я такая всезнайка. Не считаю себя мудрой, у меня есть определенный талант к определенной серии искусства… Для меня все так ясно, что то, что происходит, – это плохо, отвратительно, мерзко… Я до слез сочувствую борцам, которые могут этому посвятить себя и верят, что они победят, но сама я – не борец.
– А что именно плохого вы видите? Украину разделят на куски, она перестанет существовать как государство, как этого жаждет Россия?
– Ой, вот этого я не знаю. Я могу надеяться, что этого не будет. Со временем рухнет режим Путина. Так всегда случается в современной истории. Все цветет, расцветает, а потом нападают – и исчезают без особых следов. Я вообще пацифистка, против войны. Но если тебя по голове бьют, и ты должен отвечать… Я против того, чтобы люди убивали друг друга. Это не ново. Давно существует такое желание. Ничего не меняется. Происходит одно и тоже – убийство, но параллельно с этим, и меня всегда это удивляет, существует искусство, литература, какие-то рассуждения о добре и зле. И это все нормально. Я тоже всегда так думала, но когда это далеко было, ты иначе воспринимаешь, а когда стало рядом, меня прямо как ударило.
Я обожала Майдан, тогда он мне казался мирным и замечательным. Там не было убийств, а потом все пошло, как во всякой революции: все приходит к гильотине всегда.
– Многие украинцы надеялись и верили, что станут европейской страной, а похоже, оказались никому не нужны...
– Я вообще затрудняюсь сказать, что такое Евросоюз. Наслышана, но что для этого нужно, кроме преодоления коррупции? Там живет большая часть западных стран, и что от этого такого невероятного возникнет? Почему к этому нужно стремиться, а не к тому, чтобы кончилась война? Чтобы иметь шенгенскую визу или что? Меня это настолько косвенно касается, что я не умею об этом думать.
– Вы уже так давно живете в Одессе, что практически стали коренным жителем этого города. Верите, что с приходом Михаила Саакашвили жизнь в Южной Пальмире изменится в лучшую сторону?
– Сначала я как-то хорошо к нему отнеслась. Мне понравилось его обаяние, его успешность у себя в Грузии и вообще манеры его поведения. Я тоже считала, что посторонний человек – это хорошо: он свежим взглядом смотрит. Потом перестала до конца в это верить, хотя не усомнилась. Я все еще продолжаю в него верить. Но то ли ему многие устраивают препоны, то ли это какие-то непробиваемости...
Недавно посмотрела про него документальный фильм, который, вероятно, сняли его враги, как обычно это бывает. Хорошо сделали. Накопили против него массу материалов: какие-то пытки, насилие во время его правления. Правда это или нет, бог весть. Может, это все клевета, а может, так и есть. Я считаю, что он сильный, интересный человек. А удастся ему что-то сделать или не удастся, не знаю, пока я ему сочувствую.
– Вы видели перепалку Саакашвили с Аваковым? Что о ней думаете?
– Да, видела, с подражанием Жириновскому. Он тоже поливал своего оппонента, только соком. Мы свечку не держали, как там было на самом деле. Не берусь предположить, про кого из политиков можно сказать что-то абсолютно достоверное. Если можно верить, что это дело идет к лучшему, то я хочу верить. Я всегда стараюсь сначала верить, а потом сомневаться или кого-то жалеть.
– А с Саакашвили лично общались?
– Нет, никогда. Но отношусь к нему пока хорошо. Говорю «пока», потому что все пока замедляется и перестает быть на сто процентов убедительным, но это ведь ничего не значит.
Я общалась с советником Саакашвили Сашей Боровиком, который ему помогал. Я сейчас даже не знаю, где он, но он, когда приехал, почему-то решил, что я захочу или смогу восстановить Одесскую киностудию. У него было такое желание. Это касалось административной деятельности. Если я почувствовала себя нездоровой снимать кино как режиссер, какое у меня могло возникнуть желание заниматься финансовой, административной деятельностью в восстановлении киностудии? Мне это показалось невероятным, и я отказалась, потому что никогда не любила этим заниматься. Я для себя не умела добыть деньги, могла только снимать фильмы.
– Видите ли вы в ком-то из сегодняшних политиков крепких лидеров, которые могли бы достойно править Украиной и сделать что-то хорошее?
– Я не смогу сказать, что я верю всему тому, что вижу. Раньше мне очень нравился покойный Егор Гайдар. Он умный очень был. Я считаю, что страной должны править бескорыстные люди и разбирающиеся в экономике. Иногда они бывают плохими людьми, но они разбираются в экономике. Если у них есть специфическое тщеславие сделать страну успешной, то при таком таланте пусть они будут эгоисты или тщеславны. Я могу их поддержать, но это в том случае, если они не пытают никого и не убивают.
– Вместо Арсения Яценюка на кресло премьер-министра предлагали нескольких кандидатов. Самым реальным называли бывшую гражданку США, которая по указу Петра Порошенко получила украинское гражданство, нынешнего министра финансов Наталью Яресько. Правда, пока она отклонила предложение. Как относитесь к ее кандидатуре?
– Понятия не имею, что она собой представляет. Может быть, она замечательная. Ну, она же тоже живой человек. Если большинство считает, что она разбирается… Раз она жила в Америке, так что, там все хорошие? Главное – разбираться в экономике, потому что страны от этого процветают или не процветают. Я читала Гайдара и понимала, что он в этом разбирался, это было для него страстью, которая затмевала в нем другие, может быть, личные стремления к обогащению…
Вот Виктор Шендерович последовательно и остроумно критикует Владимира Путина, говорит о том, что лишь бы были правильные законы, и они соблюдались, а если они не соблюдаются, демократия – тоже нехорошо, но это наименьшее из зол. Я смотрю RTVi, «Эхо Москвы», есть такой политолог Константин Ремчуков, который действительно очень хорошо понимает экономику. Я же ее не понимаю, как не понимаю высшую математику, но что, я буду говорить, что я ее понимаю? Я не обо всем на свете имею мнение. Как говорят: «Скажите ваше мнение». А у меня нет мнения, потому что я не разбираюсь, зачем же мне делать вид?
– Но о событиях в Одессе, в Доме профсоюзов, которые произошли почти два года назад сейчас предпочитают не говорить, с чисто человеческой точки зрения, вы же не могли не иметь своего мнения?
– Не надо было стрелять, я же говорила, что я – пацифист. А расследовать, конечно, нужно. Значит, есть какие-то злыдни, заинтересованные лица, которые хотят замазать, скрыть и утаить. Мне кажется, это само собой разумеется, что преступления должны расследоваться. А еще лучше их не совершать вообще. Но кто-то же в этом виноват? Я даже не знаю, кого лично в этом обвинить. Я всегда недостаточно интересовалась законами, даже конституцию не знаю. Конечно, это ужасно. Но настолько пессимистично все выглядит. Бывают моменты, вот как Майдан, когда казалось, что вдруг что-то поменяется. Но это с каждой революцией так: вначале это кажется каким-то всплеском замечательным, а потом все начинает скатываться в другую сторону, загрязняться, искривляться...
– Вы многие свои картины снимали в Крыму. Как думаете, полуостров вернется когда-нибудь в состав Украины?
– В данный момент, судя по той ситуации, которая сейчас там происходит, думаю, что нет, но
вдруг может что-то произойти противоположное – развалится Россия и что-то случится...
Я бы поставила на Крыме отрицательный знак и перестала об этом даже думать. Не в этом дело, важно, чтобы не воевали. Так я думаю сейчас, но что подумаю, когда изменится внешняя ситуация, не знаю.
– С возрастом ощущение счастья у вас изменилось?
– Все в этой жизни исчерпывается! Или наступают перерывы. Для меня абсолютным счастьем было снимать кино. Сейчас – это семейные отношения, потребление чужого искусства, читаю, слушаю. Ну и мало ли, есть еще какие-то умилительные моменты в жизни, например животные. Я люблю животных, и все, с ними связанное, меня интересует. Это не принято называть счастьем, но можно и так назвать. Собака у меня умерла, которая была, а кошки меняются все время. Одна из кошек была очень нетерпимой ко всем остальным животным, поэтому мы не могли завести собаку. А сейчас боимся заводить, потому что сами стали болеть и думаем, как же с ней рано утром выходить гулять… Всякие неприятные мысли приходят о том, что будет с этой собакой, если мы умрем раньше нее.
– Но у вас есть люди, которые вам помогают по дому, хоть пол помыть, окна?
– Их немного, но есть такие, которые хотят помочь. Да мы же не настолько больные! Есть люди, с которыми мы работали. Директор у нас была Марина Жидецкая, которая вообще не имеет никаких причин стараться мне помочь. Она всячески одаренный человек административно, водит машину, и это бывает иногда важно.
Но окна и пол помыть – это трудно, я не зову людей, с которыми дружу. Это я за деньги зову, а что, мне кто-то будет мыть, потому что хорошо ко мне относится? Да перестаньте! Я же не инвалид. Я просто больна. Пол помыть или кино снимать – это разный уровень сложности. Все-таки я еще могу помыть пол, если очень захочу, и даже окна, если уж очень захочу, а кино – это очень трудное занятие, очень много сил нужно. Просто кино доставляло мне удовольствие. И я это преодолевала. Я всю жизнь была очень здорова и имела силы, а сейчас эти силы естественным образом поубивались, мне не хватает их на то, чтобы снять кино, но пол помыть я все-таки могла бы, но иногда ленюсь просто. Но хочется, чтобы пол был чистый, поэтому бывает, в кухне где-то помою, а в комнате подмету. Вы считаете, что я не должна этого делать? Не вижу в этом ничего такого. Я что, дворянских кровей, что ли? Ну, хорошо, я позову вас мыть пол.
– Договорились, я с удовольствием.
– Неужели вы думаете, что я на полном серьезе? Да я же шучу, Господи (смеется).
