– Интересует ли Вас как художника современное искусство?
– Для ответа на этот вопрос, прежде всего, стоит определить, что же такое «современное». Современное - это то, которое производится моими современниками? Или современное - то, которое производится за счет современных материалов, технологий? Что есть «современное»?! ⁃ «Contemporary art» - есть такой термин в искусствоведении... А я не люблю термины в искусствоведении и саму эту область. Тогда, отвечая на Ваш вопрос - скорее - нет, чем да.
– Тогда, скажите, пожалуйста, Валерий - какие тренды в современном искусстве привлекают Ваше внимание? Кроме, Вашего творчества, разумеется.
– Это хорошая оговорка, поскольку меня кроме собственного творчества мало что интересует. ⁃ Но ведь Вас интересует творчество других художников, мода, яркие проекты в Украине и за ее пределами? Опять таки - я в этом отношении очень плохой и неудобный «пациент», который слово «проект» воспринимает, в принципе как ругательство. Я вообще не очень понимаю всю эту «проектную» тенденцию, институт кураторства и прочее. С точки зрения интересоваться - я не могу сказать, что я специально это изучаю. То, что попадает ко мне, так сказать самотеком - круг моих #фолловеров, #френдов - я их наблюдаю. Наша реакция, как правило, ограничивается лайками. В редких случаях личного знакомства с автором я могу позволить себе какой-то вербальный комментарий. Большей частью, опять таки, не в публичном пространстве, а в привате, полагая, что прочей публике это просто ни к чему.
– Но, к примеру, Вы же писали свое мнение Матвею Вайсбергу на фейсбуке, как публикацию?
– Возможно, я что-то когда-то писал для каталога к выставке или для какого-то журнала; что-то я писал по своей инициативе, а возможно, мне предлагали высказаться - не суть важно.
– Как именно Вы себя самоидентифицируете в современном художественном процессе?
– В общей классификации видов имени Линнея-Дарвина - с животным миром как-то все попроще (смеется). Если мы говорим об арте, то все это деление весьма условно. Категории, которыми пользуются искусствоведы взаимоперетекаемы и взаимопроникаемы и не всегда это можно четко сформулировать. Вообще говоря - я разный. Поэтому, уложить себя в какой-то один ящичек мне, наверное, трудно. Но, если Вы настаиваете - а Вы настаиваете, - то это такой полуабстрактный экспрессионизм. То есть, это не чистая абстракция, в то же время, зачастую, это нефигуратив - в смысле классической его традиции. А экспрессивность - она, скорей, в самой манере письма. Довольно быстрая, она может быть не выписанная в каких-то мелких деталях, чего мой подход не требует. Ну - вот как-то так.
– Валерий, Вы склонны прорабатывать некоторые «серии». У Вас возникает определенная тема и Вы ее впоследствии раскрываете в ряде работ, как мы смогли заметить.
– Ваша наблюдательность похвальна. Вы «прискіпливо дослiджуєте»..!
– Когда именно Вы ставите точку в своих изысканиях? До каких пор длится Ваше раскрытие темы?
– По разному. Мне может просто надоесть. Спустя какое-то время я могу вернуться к этой теме. Нарочно либо случайно. Поводом разные вещи могут послужить - какая-то придумка технического свойства; иное колористическое решение, которое может дополнить то, что на эту тему было сделано. Либо иная трактовка того предмета, образ которого создается в этой серии многомерно, если можно так выразиться. Как Вы верно заметили, обычно у меня, если говорить о серийности, есть какая-то тема, предмет, повод для каких-то живописных опытов, где этот предмет зачастую принимает иные, неявно ему присущие образы.
– Как Вы называете эту метаморфозу?
– Специально - никак.
– В таком случае, какую серию Вы считаете наиболее яркой, целостной из Ваших наработок?
– Здесь есть два ответа. Один - он очевиден, так должен отвечать автор: что ни одна из них тему не исчерпывает и всегда остается открытая дверь, для того, чтобы к этому вернуться... пока мы живы. В то же время, уж коль так поставлен вопрос, к примеру, всякие трансформации и прочтения мною виноградной лозы - в объёме своем достаточны, хотя я так или иначе, к самому предмету возвращаюсь - и он появляется как некий поддерживающий элемент в работах, посвященных чему-то другому. Например, если это Иерусалимская стена и в картине разговор о ней, а там все равно может появиться виноградная лоза.
– Ведь у Вас есть и одесские серии, связанные со знаковыми достопримечательностями - например - Два шара, Оперный театр, которые прошли через Ваше творчество определенным мотивом.
– Я думаю, что в данном случае, интенция использования именно этих мотивов - их избитость и затасканность в одесской среде. Поэтому, попытки обращения к ним - с иных точек зрения. Поскольку, таких нарисованных шаров на Ланжероне - тьма тьмущая. И просто рисовать эти шары без каких-то дополнительных идей по этому поводу - как-то не интересно.
– Вы их украсили животными, женщинами...
– Там - по-разному. Где-то - они черепашьи яйца, где-то к шарам пришел и присел Минотавр. А с Минотавром у меня отдельная тема, которая в этих работах пересекается с ланжероновской. И это - один из приемов. Никакого ноу-хау здесь нет - когда отдельные серии работ имеют связующие картинки, где присутствуют мотивы и одной, и другой серии, что позволяет объединять их в одну экспозицию. Такие своеобразные «мостики».
– А этот «мостик» больше смысловой или технологический?
– И то, и другое. Будучи взятой в отдельности, эта картинка несет смысловую нагрузку - в ней присутствуют элементы обеих серий. А в экспозиции, она выполняет объединяющую роль.
– Какую роль в вашем художественном пространстве занимают мифология и символизм?
– Мифы и символы? Опять же, и да и нет. Безусловно, они присутствуют. В то же время, я не полагаю, что то, что я делаю, относится непосредственно к области символизма. Но те или иные знаки и символы, могут, безусловно, читаться. Те или иные предметы приобретают свойство символа, будучи помещенным в пространство картины, поскольку они так или иначе апеллируют к нашему общему культурному бэкграунду и тянут за собой те культурные слои, которые с ними сцеплены. Например, ассоциативно, тот же Минотавр, который присутствует в ряде работ, для меня сцеплен с двумя поэмами, в которых фигурирует этот же персонаж.
– С Вашими же?
– С моими же.
– В связи с этим, я хочу вернуться к вопросу: где у Вас в арсенале больше средств к выражению, к самовыражению - в живописи или в поэзии?
– Мне кажется, что они скорее комплиментарны. То есть - одно другое не заменяет. С точки зрения передачи смысловой нагрузки, безусловно, пространство текстов дает больше возможностей. С точки зрения импре- и экспрессии - не то, чтобы проще картинка, а канал ее восприятия проще и прямее для реципиента. Получает он какой-то «удар» по глазам - цветом, композицией - не важно... и говорит - «вау»! А текст ему нужно осмыслить, текст отсылает его к каким-то коннотациям и ассоциациям, которыми он, кстати, может и не располагать. Это - разные плоскости вообще.
– А если бы у Вас, допустим, было бы больше навыка, мастерства, базы в образовательном смысле - за что бы Вы брались?
– В моем сегодняшнем ощущении мне бы это мешало быть бы тем, кто я есть сейчас. То есть, понятно, что я был бы кем-то другим. Скорее всего, эта база тянула бы меня в сторону всяческого фигуратива, реализма - как всякое классическое образование. А я туда не стремлюсь. Поэтому, отсутствие этих навыков не то, что не мешает - я научил себя без них обходиться.
– Кто для Вас является авторитетом в живописи из художников прошлых эпох? Кто для Вас особенно велик?
– Весь пласт классической живописи - от Возрождения и до конца 18 века - я с ней как-то худо-бедно, понятное дело, знаком. И какой-то восторженности по этому поводу не то, чтобы не испытываю. Она меня ни к чему не подталкивает. Это очень сложно точно сформулировать. Это нужно делать с бумагой, правильно подбирая слова.
– Если Вас не «подталкивает» это, то тогда - что?!
– Если меня что-то и подталкивает, то это - современная нам эпоха, условно говоря, начиная с конца 19-го века. Ну, то есть последнее столетие - где присутствовала, понятное дело, масса «-измов». Отдельно взятый «-изм» как каталожный ящик в этой системе, как какой-то «-изм»в системе Линнея-Дарвина мне не интересен. А отдельные его представители, или люди, которые на каком-то этапе своей жизни менялись, относились то к тому, то к иному ящичку, отдельными своими работами, циклами...
– Мы так и не услышим их имена?
– Ну, вот, трудно. Я ведь никому из них впрямую не следую. То есть, мне могут нравиться какие-то отдельные работы, но это не явно переваривается моим организмом.
– Сузим задачу, Валерий. Был ли такой прецедент, когда Вы пытались понять другого художника?
– Скорее с таким подходом я рассматриваю работы наших современников. Например, киевских - с которыми я знаком. Это некое продолжительное рассматривание - относится к людям, с которыми я знаком лично - мои киевские друзья - Вайсберг, Шерешевский, Аджинджал... Не в большей и не в меньшей степени - что касается каждого из них. А по Одессе - я, например, с интересом смотрю на работы того же Лени Багрия...
Беседовала специально для ART CHILI Екатерина Скатри-Олва
